Исповедь узницы подземелья - Страница 15

Олег родился третьего июля. Как и в прошлый раз Лена долго мучилась схватками, стонала, кричала, плакала… Когда она легла на кровать, я уже готова была принять ребенка. Вид рождающегося человека меня не пугал. Я, как опытная акушерка, быстро разделалась с пуповиной и, обтерев новорожденного, запеленала его в тряпицу. Мальчик родился слабым и мелким, не больше двух килограммов в весе.

По сравнению со своим старшим братом Владиком он казался тихим и неактивным, но личиком походил на него, словно близнец. С молоком у Лены снова были проблемы, хотя малыш не особо требовал еду – он все больше спал в чемоданчике, оставшемся от первого ребенка…

Я достала из-под кровати пеленки и самодельные распашонки нашего первого младенца и привела их в порядок.

Когда Мохов узнал, что у него родился второй сын, он воспринял это как должное:

– Вот десять детей родите и домой вас отпущу, – «обнадёжил» он нас и, получив свое, удалился.

Похоже, ему начинал нравиться процесс деторождения.

Ждать появления еще восьмерых детей нам совсем не хотелось, тем более я не могла помочь подруге в этом нелегком труде. От постоянного стресса и плохого качества жизни у меня никак не начинались женские дни. С одной стороны, это расстраивало – я явно была не в порядке. С другой стороны, я благодарила бога за то, что не беременею от этого ублюдка. Наш мучитель иногда упрекал меня в неполноценности. Говорил, что я тощая, с маленькой грудью и задницей.

– У тебя фигура, как у пацана, – сокрушался он. – Только члена не хватает, а так – вылитый, да еще и родить не можешь.

Конечно, нам всем было ясно, что Лена не сможет воспроизвести на свет названное им количество младенцев. Поэтому высказывание мучителя о нашем будущем обретении свободы расценивалось как издевательство.

Второй сын Лены прожил с нами целых четыре месяца. Подруга понимала, что Олежек слишком слабенький, что в нем едва теплится жизнь, но она никак не могла заставить себя расстаться с ним. Мохов не требовал отдать ребенка ему. Скорее всего, он выжидал, когда Лена сама решится на это, ведь она не захочет, чтобы малыш рос стенах этого подвала или еще хуже – погиб от истощения. Именно так все и произошло. Мы понимали ужас нашего положения, и поэтому сами попросили отнести ребенка из нашего бункера. Было совершенно очевидно, что малышу нужны свет, солнце, нормальная еда, нормальный воздух, нормальный уход – мы, находясь в подземелье, не могли ему обеспечить всего этого…

Вместе с этим решением у нас созрел и очередной наивный план освобождения. Мы написали маленькую записочку с нашими именами, вложили ее в распашонку и крепко запеленали мальчика. Когда Мохов в оговоренное время пришел за младенцем, мы с чувством, что скоро весь этот кошмар закончится, отдали ребенка. О, как же мы ошибались, когда надеялись на это письмецо, вложенное Олежке в рубашечку! Конечно же, наш мучитель переодел его в подготовленные для такого случая вещи, нашел эту несчастную бумажку и даже подменил ее на другую, с исправленным текстом. Только после освобождения из очередного интервью мы узнали, что Олежку нашли в каком-то многоквартирном доме, при нем была записка, и от женского лица – просьба передать ребенка в хорошие руки.

В сети можно найти интервью прокурора города Скопин Валерия Марюшкина, который работал в те годы: «Ребенок лежал на полу в подъезде, при нем была записка. Женщина, назвавшаяся Леной, просила передать ребенка в хорошие руки. Когда малыша доставили в больницу, его вид шокировал врачей – подкидыш был похож на маленького старичка. При росте 55 сантиметров четырехмесячный мальчик весил 2 килограмма 400 граммов! Жизнь в нем едва теплилась. Двумя годами раньше в Скопине произошел аналогичный случай: такой же брошенный в подъезде младенец и записка похожего содержания. В обоих случаях мы перерыли весь город, разыскивая „кукушку“. А вот сличить почерк записок никто не догадался…» (интервью было дано Марии Василь, журналисту украинской газеты «Факты», 28 мая 2004 года – спустя всего пару недель после нашего освобождения)

Но тогда мы, конечно, ничего этого не знали. Мохов нам ничего не рассказал: ни куда он отнес ребенка, ни то, что подменил записку – ни слова, ни полслова. Про записку мы уже догадались сами… Потому что за нами так никто и не пришел… Потом – вновь была принесенная им заметка в газете, с точностью повторяющая текст про первого найденного мальчика. То, что Олежек жив и здоров, было радостью и облегчением, но то, что наша попытка побега вновь не удалась, погружало в невероятное отчаяние…

Наша жизнь потекла своим чередом. В сентябре мне исполнилось семнадцать лет, и на день рожденья я получила в подарок возможность посмотреть через окошко на звездное, еще по-летнему низкое небо и подышать ароматами природы. В этом подвале я из ребенка превращалась во взрослого человека, у меня формировалось собственное мировоззрение. появлялись жизненные ценности, складывались черты характера. Я очень много думала о своей семье: как я люблю родителей, сестру, бабушку с дедушкой, многочисленных родственников. Я мечтала увидеть их всех, обнять, успокоить и пообещать, что больше никогда никуда не исчезну.

Главным человеком, не дающим мне падать духом, была моя мама, все эти годы я верила, что она молится за меня и верит в то, что я жива и обязательно вернусь к ней. Я не должна была позволить этому ничтожеству заставлять страдать всю оставшуюся жизнь моих дорогих и любимых людей. Поэтому я продолжала бороться с обстоятельствами и не опускать руки.