Исповедь узницы подземелья - Страница 16

Когда Лена сказала, что она опять беременна, я даже не удивилась. Для меня уже стало привычным видеть ее с животом и ожидать очередного младенца. Я вообще стала малоэмоциональной и почти не плакала. Просто продолжала жить, стараясь отвлечься от действительности при помощи занятий творчеством или просмотром телепередач. Больше всего мне нравилось, когда каналы транслировали прямые включения – я вновь ощущала себя частью этого мира и, абстрагируясь от действительности, представляла, что нахожусь сейчас рядом с людьми по ту сторону экрана. Телевизор для меня стал единственным окном в земную жизнь, мы не выключали его никогда, только ночью делали звук потише.

2004 год: освобождение

Второй ярус кровати оставался пустовать и служил нам крышей, защищающей от капель воды, слетающих вниз, и постоянно падающих омерзительных чёрных жуков.

В марте 2004 года Мохов впервые за все время разрешил мне помыться в его ванной. Я не поверила своему счастью, ведь у нас опять появился призрачный шанс на спасение.

Он пришел за мной ночью и вывел на улицу. Под моими ногами хрустел снег, и, несмотря на то, что наш мучитель всю дорогу крепко держал меня за руку, я ощущала свободу каждой клеточкой кожи на своем маленьком измученном теле. Из-за темноты мне никак не удавалось рассмотреть обстановку вокруг, фонари во дворе предусмотрительно были выключены. И я, опасаясь провала, решила повременить с побегом.

Мохов вел меня по узкому коридорчику, не зажигая свет.

– Давай по быстрому потрахаемся и помоешься, – заведя меня в душевую распорядился он.

После омерзительного акта, я наконец-то залезла в ванну и включила воду. Несмотря на то, что комнатенка, в которой мы находились, была грязной и, как всё в моей нынешней жизни, противной, я получала наслаждение от того, что на мою голову льется вода из крана и мне не приходится ее экономить. Намывшись вдоволь, я вылезла из ванны и обернулась выданным мне полотенцем.

– Пойдем в комнату, надо еще раз потрахаться, – схватив меня за руку, он поволок жертву вглубь дома.

Спальня нашего мучителя оказалась маленькой и захламленной. По левой стене от двери устроился старомодный трельяж с зеркалом, дальше шел низенький шкаф для одежды, за ним, под окном, располагался письменный стол. Напротив стола стояла разложенная софа с несвежим постельным бельем. Там, где она заканчивалась, был установлен относительно новый для того времени телевизор с видеомагнитофоном наверху, а позади него пестрел видеокассетами открытый стеллаж.

Меня как магнитом тянуло моё отражение в большом зеркале. Из-за того что в нашем подвале имелось лишь крошечное зеркальце, мне никак не удавалось понять, как я выгляжу. Я принялась рассматривать себя, и отражение во весь рост, моя чудовищная внешность повергли меня в шок. Непропорционально длинные руки, свисающие вдоль тощего детского тельца, по-старушечьи редкие волосы, сквозь которые просвечивается кожа на голове, землистый цвет лица и огромные, в пол впалой щеки синяки под глазами. Мне стало до слез жаль себя. Я всегда была такой хорошенькой девочкой, а сейчас на меня смотрело какое-то жуткое, почти инопланетное существо.

Злость на нашего мучителя достигла предела. Захотелось схватить с телевизора видик и долбить им по его безумной башке, пока она не разлетится на мелкие кусочки. Но… Все мои силы были только в моём воображении. В реальности не существовало ни единого шанса справиться с Моховым, поэтому худенькая тощая девочка продолжала подчиняться его приказам. Изнасиловав меня уже на софе, он все с той же осторожностью отвел меня обратно в подвал.

По реакции Лены мне стало ясно, что она очень расстроилась моему возвращению. Времени до разрешения от бремени оставалось совсем мало, ей стоило огромных усилий добраться до туалетного ведра или, например, поднять с пола авторучку, случайно упавшую на пол во время занятия английским. Её организм был настолько ослаблен, что вряд ли она смогла бы выжить во время родов. Моя бедная подруга очень надеялась, что в этот раз мне удастся сбежать. Она так же, как и я, боролась за жизнь. Однако я понимала: я не имею права на ошибку, и если у меня не получится с первого раза осуществить задуманное, второго шанса может не быть. Наш мучитель, опасаясь побега, с большой долей вероятности исключит всякие вылазки на улицу.

Следующий поход в дом состоялся спустя примерно две недели. Случилось это опять ночью. Я вымылась в ванне, и Мохов проводил меня в свою спальню. Я лежала на его кровати и разглядывала окно. Двойная старая рама, обрамляющая уже привычно грязное стекло, не открывалась, имелась лишь крошечная форточка, которая даже для моих кошачьих габаритов была мала. Да и бежать опять было некуда – окошко выходило во внутренний двор, окруженный высоким забором и хозяйственными постройками. Наш мучитель включил видеокассету с порнофильмом. Отвращение к нему зашкаливало, я ненавидела этого человека за то, что он заставляет меня заниматься с ним сексом под это непотребное кино, за требование воспроизводить звуки, доносящиеся из телевизора, за то, что он пользуется моим телом, будто это его личная вещь. Он хотел, чтобы мне это нравилось! Он сумасшедший?!

Наконец, все закончилось. Мохов закрыл глаза и, кажется, задремал. Я вслушивалась в тишину и смотрела на дверь.

«Я смогу, я это сделаю», – вертелось в голове.

Встала. Шаг. Еще один. Я почти у выхода… И вдруг…

– Куда собралась? – Раздалось за спиной.

Одним прыжком он оказался около меня и больно толкнул в грудь. От удара я отлетела на кровать: