Исповедь узницы подземелья - Страница 7

Бабушка быстро замешивает тесто, и блинчики один за другим падают к нам на тарелки. Аня больше любит с вареньем и молоком, а я предпочитаю – просто намасленные со сладким чаем.

Глотаю, практически не прожёвывая, куски малосъедобной яичной массы в жутком подземном бункере и думаю о том, что сейчас отдала бы всю свою жизнь за то, чтобы хотя бы еще разочек повторился уютный зимний вечер в кругу моей любимой семьи…

Первые полгода Мохов мог не приходить к нам по два-три дня, поэтому мы старались экономить воду, чтобы в случае его долгого отсутствия не страдать от жажды. Но все равно, того что он приносил не хватало, и иногда приходилось грызть сухие макароны, так как есть больше было нечего.

Планы побега и навязчивая идея освобождения не покидали нас. Например, мы планировали накалить растительное масло в сковороде, и когда придет наш мучитель, брызнуть ему в лицо кипящую жидкость, а потом – огреть его этой посудиной по голове. Мы даже несколько раз ставили сковородку на электрическую плитку, услышав его шаги наверху, но осуществить до конца задуманное так и не решались. Была большая вероятность провала нашего плана: вряд ли здоровый и сильный мужчина потеряет сознание от удара (да, и какой силы мог быть тот удар, учитывая наше физическое состояние?) хоть и горячим предметом, он, скорее, только разозлится, а следовательно, крепко накажет нас. Однажды мы придумали расковырять дырку в стене около люка. Тогда можно было бы влезть туда рукой и открыть засовы на дверцах. Это была безумная идея, во-первых, потому, что из подручных средств у нас был лишь маленький нож, а во-вторых, толщина стен превышала тридцать сантиметров – сколько нам пришлось бы ковырять ту стену, которая, как позже стало известно, в своей глубине и вовсе скрывала железную решетку. Мохов только отвратительно смеялся, глядя на наши нелепые попытки к бегству. Он-то знал, что его бункер можно покинуть только одним путем – через все открытые и ведущие наверх двери… Шансов выбраться на свободу не было, оставалось ждать счастливого случая…

Каждый день мы спрашивали нашего мучителя, какое сегодня число и день недели, и однажды он принес нам настольный календарик. Потом в бункере появились небольшой пластиковый таз и мыло, чтобы мы могли соблюдать хоть какую-то гигиену.

Поначалу мы думали что Лёша, помогавший Мохову заманить нас сюда, тоже будет приходить и насиловать нас, но шло время и единственным человеком, которого мы видели, был Мохов.

Шел уже конец октября 2000-ого года, когда однажды насильник (я называла его так, а Лена звала его только словом «Сволочь») пришел и сказал, чтобы я обулась и надела пиджак. Я насторожилась, но послушалась.

Вообще, вспоминая годы своего заключения, я прихожу к выводу, что Мохову необходимо было чувствовать, будто все в бункере происходит по нашему взаимному согласию: и секс, и беременность. Он мог нам сказать, например: «Я вас кормлю, пою, имею, разве вам плохо живется на моем обеспечении?». Скорее всего, этими словами, он убеждал себя, что не совершает преступление, а заботится о нас, он не хотел чувствовать себя преступником, но абсолютно точно являлся им.

Я вылезла в предбанник и безучастно стала ждать дальнейших указаний. Мохов молча достал из кармана бельевую веревку и начал завязывать что-то вроде петли.

«Неужели он хочет меня задушить?» – промелькнула мысль в моей голове. Не медля ни секунды, я кинулась перед ним на колени и стала умолять не убивать меня.

– Дай руку, – вдруг попросил Мохов. – На улицу пойдем, погуляешь.

От сердца сразу отлегло. Радость, что сейчас наконец-то увижу небо, затопила меня. Он привязал мою руку к своей, и мы поднялись наверх. Стояла беззвёздная ночь. Я вдохнула чистый свежий осенний воздух. Пахло травой, листьями, казалось, сам воздух такой густой, что его можно трогать каждой клеточкой тела. Очевидно, в саду росла антоновка, потому что яблоками пахло так, что кружилась голова. Моё обострившееся обоняние, казалось, чувствовало все оттенки этих запахов: ароматные, сладкие, медвяные, пряные, сочные, пьянящие… Было прохладно, но для меня это не имело значения: я была готова простоять так, вдыхая эти ароматы свежести целую вечность.

– Ну, что, надышалась? – его голос вернул меня к реальности. – Идём за мной.

Мы вернулись в гараж, и мучитель отвязал мою руку. Я села на кровать. Стало ясно, что наш бункер находится именно под этим убогим сараем. Мохов присел рядом со мной и неприятно потрепал за волосы:

– Помыться бы вам надо, – сказал он. – Грязные, как собаки.

Потом приказал раздеться, буднично уже изнасиловал и снова спустил в отвратительный затхлый подвал.

Недели через две Мохов принес нам две большие канистры с водой и мы, наконец, помылись. Я попросила Лену отрезать мои длинные волосы – от грязи и плохого питания они стали сильно выпадать. Вместе с канистрами наш мучитель передал каждой из нас простые хлопковые трусы, футболки розового цвета и домашние шорты. Грязное постельное белье поменял на чистое.

День походил один на другой. Мохов приходил вечером, передавал нам провизию, в основном это была тушёнка и макароны, пополнял запас воды и, буднично изнасиловав одну из нас, исчезал. Вскоре по нашей просьбе он принес нам двухкассетный магнитофон с радио – так в нашей темнице зазвучали голоса. Правда, удавалось поймать только две радиостанции: «Юность» и «Маяк», – но нам было достаточно и этого, ведь голоса из радиоприёмника вообще были нашей единственной связью с жизнью на земле… Новости, песни, которые слушают сейчас там, наверху, – всё это не давало сойти с ума… А вот кассеты не часто включали – казалось, что записи еще больше замыкают пространство.